Одним сентябрьским солнечным днём, я, по обыкновению, не спеша прогуливался по парку после занятий в университете. Череда пышно-растущих кустов сирени и гортензии, создающие своеобразную живую изгородь, еще пахли летом. Немного позади, как бы за их спинами, выстроились гиганты - раскидистые сосны, слегка поскрипывающие от дуновений, еще тёплого ветерка. Небольшой пруд, где еще совсем недавно собирались дети со всего города и молодежь, в тот день пустовал, и я невольно задумался о прекрасном, полном красок и событий лете. Я шагал по широкой асфальтированной дорожке, которая то и дело, витиевато изгибалась и проходила по всему парку, пронизывая его словно большая артерия. Вереницы выкрашенных в ярко-зелёный цвет деревянных скамеек с кованными ножками, походили на больших кузнечиков на выгнутых металлических лапках, и я внимательно обводил их глазами, по сложившейся за студенческие годы привычке. Ведь в парке, в дневное время суток, обитали в основном учащиеся университета (это было негласное место сбора всех ребят, так как находилось близко к университету и совсем рядом с излюбленной всеми ребятами столовой), поэтому не редко мы проводили время после занятий именно здесь. Одни озорничали или живо общались, другие обсуждали экзамены или вели заурядную беседу на отвлеченные от учёбы темы, кто-то абстрагировался и с серьёзным вдумчивым выражением лица повторял материал последней лекции. Помню, как в тот день, на одной из «мест встречи студентов» я заметил довольно пожилую женщину, одетую со вкусом, с аккуратной красной шапочкой на головке и такими же красными туфельками, которые в то время носили в основном молодые студентки. Она мечтательно всматривалась в небесную гладь. В руках у неё была книга, в кожаном переплете с теснением красного цвета и с золотистыми страницами. – Довольно красивое издание…что же она читает? И куда постоянно смотрит? – недоумевая задумался я. Тогда я еще учился на третьем курсе университета и не был увлечён поэзией, ничего не знал о поэтах, как Иосиф Бродский, Фёдор Тютчев, Иван Бунин и т.д., а лишь на базовом школьном уровне помнил названия нескольких известных стихотворений Пушкина и Лермонтова. Не знаю по какой причине, но словно загипнотизированный, я неотрывно глядел на необыкновенно-красивую обложку её книги, в которую то и дело пожилая женщина заглядывала на считанные секунды и что-то прочитав там, снова поднимала голову вверх, медленно бегая глазками по пушистым облачкам. Быть может она мечтала о чём-то своём, сокровенном и вдохновленная чтивом, не замечая прохожих, как бы погрузилась в собственный дивный уникальный мир, в поисках чего-то любимого, родного, не знаю точно чего… Остановившись я с прищуром вглядывался в золотистую надпись крупными буквами на корешке книги и прочёл, наконец, шёпотом имя автора. Прошло быть может секунд двадцать, а я всё еще преисполненный любопытством разглядывал роскошный красный переплёт книги и поглядывал на мечтательную старушку, с довольно глупым выражением лица. Женщина напрочь не замечала, не моих многозначительных взглядов, полных любопытства, не странной позы (в тот момент я изогнулся в спине, вытянул шею вперёд и походил на букву «Г»). Я простоял в таком положение с минуту, словно вкопанный…Завороженный какой-то неизвестной до недавнего времени силой, я всё же не решался открыть рот и обраться к женщине. Помню, как я внутри боролся с самим собой, непреодолимая тяга к неизвестному была сильна. Всё же, будучи робким от природы, я так и не решился заговорить с ней, расспросить о «неизвестном» поэте, о том, на что она смотрит там, наверху, ведь такие вопросы показались бы ей странным и даже вульгарным. К тому же не хотелось беспокоить её умиротворение, ведь моё вмешательство грозило разрушить ей весь отдых. Наконец, тяжело вздохнув, я пошагал вперёд к остановке, оставив позади загадочную миловидную дамы, которая всё еще с любопытством разглядывала что-то в небесах и находилась в собственном мире, в мире поэзии (как я узнал позднее).
Имя автора на корешке её томика – «Сюлли-Прюдом» я не забыл.

Немного позже, в городской библиотеке я нашел избранное издание «Французские поэты» в переводах Арго – сборник произведений французских поэтов, таких как Виктора, Альфреда де Мюссе, Огюста Барбье, Гюстава Надо и в том числе Сюлли-Прюдома. Спустя несколько месяцев, я сидел на той самой скамейке в парке и читал книжку «Французские поэты», с упованием подмечая для себя такие, с одной стороны, простые, но в тоже самое время глубокие проникновенные строчки. В какой-то момент, подобно той мечтательнице из парка, я вдруг наполнился теплом и пленительные мечты о любви, заставили меня невольно поднять свой взгляд навер. Та самая сила, которая когда-то привлекла меня, теперь овладела мною полностью, опьянила меня, влюбила в себя. Так я и полюбил поэзию.

***

Мне никогда не видеть, не слыхать

И не назвать ее мне никогда.

Но верным быть, ее любовно ждать.

Любить ее — всегда!

К ней руки простирать, молить, дрожать

И их сомкнуть без цели… Не беда:

Ведь снова к ней, ведь снова продолжать

Любить ее всегда!

Ах, только бы надеяться, мечтать

И в этих слезах таять, как вода…

Как радостно мне слезы проливать,

Любить ее всегда!

Мне никогда не видеть, не слыхать

И не назвать ее мне никогда,

Но звать ее, ее благословлять,

Любить ее — всегда.

Сердце

Решило божество, чтоб, вечно нам на страх,

Известный срок служило сердце наше,

Как глиняный сосуд, и обращалось в прах…

Увы! оно пустеть начнет подобно чаше.

Беги же, милый брат, от наслажденья прочь.

Заклятого врага здоровья и природы:

Одна безумная растратить может ночь

Сокровище, скопляемое годы.

Проклятие глупцу, который принесет

На шумный пир ту вазу и прольет

Ее бальзам пред идолом ничтожным!

Коснутся уст его горячие уста,

А над холодным сердцем пустота

Уже царит во мраке безнадежном!

Сюлли-Прюдом <1880>